чистить?
На палубе перестали смеяться.
Боцман гулко прокашлялся и отвернулся.
Тимофей повысил голос:
— Берите голики и лопаты и марш в трюм! Чтобы через час все закончить!
Матросы молчали. Тимофей с недоумением смотрел на них, не понимая, почему они не торопятся выполнять его приказание.
Боцман тронул его за плечо.
— Не надо, Андреич, не кричи. И в трюме голиком нечего делать. Сейчас водой из брандспойта за полчаса трюм приведем в порядок.
— Какой водой? — ошалело взглянул на боцмана Тимофей. — Какой водой? Трюм не успеет высохнуть.
— И не надо. Продукты возьмем во второй номер, он почище и поменьше, а сюда железяки разные можно грузить.
— Ты знал это и раньше? — срывающимся голосом спросил Тимофей. — Какого же черта ты молчал? Почему сразу мне не сказал? Ты что, посмеяться решил надо мной?
— Ты сам полез в трюм, стало быть, тебе виднее было. А только, я думаю, в этот трюм железо надо грузить.
Тимофей круто повернулся и побежал прочь от боцмана, от матросов, прочь от этих людей, которые смеются над ним, над его беспомощностью.
Слепой котенок! Салага ты несчастная… Так опозориться в глазах всех! И боцман… Хорош гусь! «Тебе виднее было». Какие злые люди… Трудно ему было, что ли, сразу мне сказать?
Тимофей сидел в своей каюте и тупо курил папиросу за папиросой. Заглянул третий помощник Лобов и скороговоркой выпалил:
— Давай к капитану, быстро!
Он оглядел Тимофея и свистнул:
— Ну и видик у тебя!
— Пошел к черту! — взорвался Тимофей и, оттолкнув Лобова, решительно направился к капитану. «Я ему сейчас все скажу, все выложу, что о нем думаю. До конца. И пусть гонит с судна. Лучше пойду комендантом на плавобщежитие, чем подвергаться таким унижениям».
Капитан сделал вид, что не заметил растерзанного вида Тимофея, и, показав на покрытое белоснежным чехлом кресло у стола, предложил сесть.
Тимофей сел. Пусть так. Не хочешь замечать моей грязи? Так я тоже не замечу белоснежных чехлов, вот так, вот так… Тимофей крутнулся в кресле раз, другой, всей спиной припечатываясь поплотней к креслу… Ну, теперь заметишь?
В каюте от резких движений Тимофея поплыли клубы пыли. Но капитан упорно не замечал настроения Тимофея.
— Вот спецификация грузов, — сказал он негромко, — сто тонн продовольствия и двести тонн разных железок. Среди них есть и крупногабаритные. Давайте прикинем, как мы все это разместим.
Капитан задумчиво смотрел на своего помощника, и Тимофей вдруг понял, что тот не видит его, не видит его грязной одежды, не видит его грязных рук, лица, сапог… Его вовсе не волнует воинственный вид помощника… Пожалуй, начни Тимофей сейчас выяснять отношения, капитан искренне удивится и не поймет причины…
— Так что же вы думаете? — услышал он спокойный голос капитана.
— Я ничего не думаю. Я не знаю, куда рейс, не знаю характера груза, не знаю прогноза, ничего не знаю, — обиженно проговорил Тимофей.
— Так вот. Рейс к острову Желания. Переход займет четыре дня, а то все пять. Прогноз на рейс неважный. Обещают шторм. Груз срочный. Решим так: вы заберете все эти документы, тщательно ознакомитесь с ними, продумаете план погрузки и доложите мне свои соображения. Даю вам на это сорок пять минут.
Капитан встал. Поднялся и Тимофей. Он сгреб со стола бумаги, неловко свернул их трубочкой и молча вышел из каюты.
Сейчас три часа тридцать минут. Значит, в четыре пятнадцать нужно доложить. А что докладывать? Один документ на пятьдесят тонн муки, ясно, еще один — на бочки со спиртом, так, тоже ясно… А это что? Колбаса в мешках, сахар, сухофрукты, консервы, папиросы, спички… Бог мой! И все это мелкими партиями, и все несовместимое… Попробуем поместить муку сюда, сахар сюда… Еще что сюда? Ага! Консервы можно грузить рядом с мукой… А куда эти длинномерные тяжелые железяки? Каждая по полторы тонны… А как втащить их? Попробуем так… Не годится. Значит, надо ниже их опускать, на самое дно третьего трюма.
Боцман правильно все прикинул — действительно, продовольствие все войдет во второй трюм, а эти железяки вот в таком порядке уложим в третий…
Тимофей весь ушел в расчеты, и сгладилась обида. Четкими, быстрыми движениями карандаша заштриховал он план второго и третьего трюма, размещая грузы.
Тимофей положил карандаш и взглянул на часы — ровно четыре. Так-то вот, уважаемый Крокодил Семенович, план у меня готов, но я приду к вам точно в назначенное время, в четыре пятнадцать и ни минутой раньше. Не увидите вы больше растерянным своего второго, помощника, и грязным не увидите, хватит, теперь я тоже научусь держать себя в руках… Впрочем, Крокодил ведь все равно не заметил ничего. Стыдно перед ребятами… И перед боцманом особенно. Наорал на него… Вел себя как мальчишка… А чем боцман виноват? Ну, бог с ним, с боцманом, разберемся.
В четыре пятнадцать Тимофей положил свой грузовой план на стол капитана. Тот внимательно просмотрел его и удовлетворенно прогудел:
— Правильно все разместили. — И он достал из ящика стола свой план и протянул Тимофею. На плане капитана груз был размещен таким же порядком.
«Что же ты гонял меня? Зачем вызывал, советовался, зачем время назначал? Ведь у тебя все уже было рассчитано!» — хотелось крикнуть Тимофею, но он не крикнул. Он молча посмотрел план капитана и так же молча вернул его обратно. Что ж, кажется, проверку выдержал. Что последует дальше?
А капитан откинулся на спинку кресла, снял очки и сказал:
— Мы должны выбросить весь груз максимум за десять-двенадцать часов. Иначе лед отрежет нам обратный путь. Посоветуйтесь с боцманом, как быстрее выгрузиться, он многое сможет вам подсказать.
— Есть посоветоваться с боцманом, — бесстрастно ответил Тимофей.
Капитан ничего больше не сказал и отпустил Тимофея.
Точно в десять «Таврида» отошла от причала. Перед самым отходом Тимофей уговорил лейтенанта-пограничника
